Я люблю смотреть фильмы про войну
Рассказ опубликован в США.
В светлое, погожее, весеннее утро Вальтер Кручак собирался на работу. Невысокий, седой, с живыми голубыми глазами, он стоял перед зеркалом и строго осматривал себя с головы до ног. Кажется, все в порядке. Он поправил пилотку, слегка сдвинув ее набекрень и, довольный собой, вышел из дома.
Всю жизнь Вальтер Кручак проработал инженером в фирме, связанной с грузовыми авиаперевозками. Когда настало время уйти на заслуженный отдых, он знал, что его ждет дело, которое не только займет свободное время, но и наполнит теплом душу. Ветеран Второй мировой войны, бывший пилот бомбардировщика Б-24, Вальтер Кручак, работал в музее авиации. Он рассказывал посетителям о военных самолетах, в том числе, о том, на котором когда-то летал.
Бомбардировщик Б-24 почти до самого конца войны был самым большим аэропланом американских военно-воздушных сил - с размахом крыльев тридцать три метра и весом четырнадцать тонн. И самый дорогим. Обшивка, изготовленная из алюминия, была легкая, но непрочная – она легко протыкалась ножом.
Управлять громоздким, неповоротливым самолетом было тяжело и изнурительно. Никакой дополнительной механической силы, кроме мускулов пилота. Летчику, чтобы ориентироваться в плохую погоду, приходилось высовывать голову в боковое окно - приспособления для чистки лобового стекла отсутствовали.
На высоте свыше три тысячи метров дышать можно было только в кислородной маске. Не было обогрева. На высоте шести тысяч метров температура опускалась до сорока пяти градусов ниже нуля. Ветер продувал самолет насквозь с ураганной скоростью. Кислородная маска примерзала к лицу, а пальцы пулеметчиков - к орудиям.
Не было туалета – его заменяли два отверстия спереди и сзади самолета, чаще всего забитые замерзшей мочой. Жесткие, намертво закрепленные сидения не позволяли ни разогнуться, ни расслабиться. Продолжительность полетов составляла восемь, а иногда и десять часов, но абсолютно ничего не было сделано для удобства пилота и восьми членов экипажа,
Но Б-24 был создан не для комфорта экипажа, а с единственной целью – нести за линию фронта, далеко в тыл врага бомбы и точно сбрасывать на вражеские объекты. Самолет назвали Освободитель. На первый взгляд для бомбардировщика имя довольно странное. Но это было подходящее имя. Б-24 сбрасывал свой смертоносный груз на промышленные и военные объекты в самом сердце гитлеровской Германии и способствовал освобождению миллионов людей от оккупации и фашистского гнета. Нельзя сказать, что Б-24 принес союзникам победу, но выиграть войну без бомбардировщика было бы намного труднее.
Сразу же после окончания войны производство Б-24 прекратили, а оставшиеся самолеты уничтожили. Бережно возвращенные пилотами на родную землю, Б-24 пустили под бульдозеры. Ветераны войны не могли с этим смириться. Им удалось разыскать три сохранившиеся самолета, один из которых еще мог летать. Аэропланы поместили в музей авиации. Тысячи людей ежегодно приезжают посмотреть на Б-24, узнать его историю, а некоторым даже посчастливилось совершить полеты на бомбардировщике-ветеране.
Для Вальтера Кручака сегодня был особый день – в музей приезжал его боевой друг, бывший штурман Б-24, Кен Митчел, с сыном и внуком. В войну они служили в одной эскадрилье, но в разных экипажах. Кен попросил Вальтера стать на время «семейным» гидом. Вальтер с радостью согласился.
Он встретил у входа Кена, его сына, Тома, и внука, Билли, и провел в музей. Билли, смышленый мальчик лет десяти, веснушчатый, с бойкими карими глазами, подбежал к бомбардировщику и тут же принялся расспрашивать о самолете - скорости, высоте, дальности полета. Кручак едва успевал отвечать. Потом Билли спросил, можно ли забраться внутрь, страшно обрадовался, что можно и побывал везде - на месте штурмана, радиста, пулеметчика и, конечно, в кабине пилота.
Закончив осмотр, Билли с отцом направились к другим самолетам, а Вальтер и Кен решили выйти на улицу, посидеть на скамейке и потолковать о том, о сем. Они не виделись давно, и им было, о чем поговорить. Но беседа неожиданно повернула совсем в другую сторону.
- Кен, - спросил Вальтер, - а твои знают, что я был в плену у немцев?
- Нет, я им не говорил. А что?
- И я вот ничего не сказал, когда они о войне расспрашивали. А, наверное, зря. Плен – это тоже война. И они должны знать об этом - не только мы с тобой. – Вальтер достал пачку сигарет и закурил. - Вот так и не бросил с войны, - усмехнулся он. – Говорят, на старости бросать плохие привычки – вредно для здоровья.
- Да-а, - протянул Кен. - Много наших попало в плен. Из военно-воздушных сил даже больше, чем из пехоты, особенно в начале, когда только вступили в войну. Помнишь, нам даже пакеты выдавали особые, спасательные. Несколько плиток шоколада, шприц с морфием, шелковую карту Европы и компас.
- Не больно много! Но все же лучше, чем ничего! – усмехнулся Кручак, - И еще инструктировали, какую информацию можно давать, в случае, если в плен попадешь, а какую - нельзя. Имя, звание и регистрационный номер – можно, а больше – ничего. Но давали больше, – Кручак нервно поерзал на скамейке, - Не всегда добровольно. Чтобы пыток избежать, но чаще, так - невзначай, в повседневном разговоре. Допросы-то проводили люди молодые, английский хорошо знали, даже профессиональным жаргоном владели. Сами бывшие летчики, многие с ранениями – кто без руки, кто без ноги. Они умели втянуть наших ребят в разговор. А пленные - тоже зеленая молодежь, не прочь прихвастнуть, особенно о таких вещах, как скорость самолета, маневренность и всякое такое. Да и немцы уже владели информацией – знали и местонахождение эскадрильи и имена командиров.
Кен кивнул:
- После войны говорили, что наши никогда не выдавали ценной информации.
- А немцы утверждали, что получали от пленных все, что хотели. А правда, как всегда – посередине! – на скулах Кручака заходили желваки.
Он смял в кулаке сигарету и бросил в мусорную урну. Как и все, побывавшие в немецком плену, Кручак ненавидел все, что ему пришлось пережить. Хотя не пошел ни на какие компромиссы и не потерял в неволе человеческого достоинства. Он достал сигареты, не спеша, снова закурил и начал говорить тихо и медленно:
- Я помню, Кен, мы уже летели над целью - нефтеперерабатывающим заводом в Австрии, когда огонь немецких зениток поразил Б-24 прямым попаданием. Снаряд взорвался в носовой части, бомбардир и пулеметчик были убиты мгновенно. Б-24 стал терять высоту так быстро, что еще чуть-чуть, и мы бы врезались в гору. Я дал приказ экипажу выброситься с парашютами. Мы летели над Югославией, и все, оставшиеся в живых, приземлились благополучно. Мы знали, что партизаны Тито всегда помогали нашим пробраться в Италию, на место дислокации. Но троим из нашего экипажа сразу не повезло - они попались отряду эсэсовцев, и те пристрелили их на месте. Мне удалось спрятаться в лесу, и я скрывался там целую неделю. Наконец, набрел на партизан, и с проводниками стал двигаться к своим. Однажды партизаны спрятали меня на ночь на чердаке дома в маленькой деревушке, а какой-то местный мальчишка увидел меня, побежал и рассказал хорватам, сотрудничавшим с немцам. Те нашли меня, но когда узнали, что я американец, угостили яблоком. Семья моя – из России, я хорошо знал русский язык и свободно говорил. А сербский похож на русский. Они сказали: «Мы сражаемся не с американцами, а с коммунистами». И в этом была, Кен, горькая ирония. Семья-то моя бежала из России, спасаясь от коммунистов! Вот так!
Кен усмехнулся:
- Чудная была война! Никогда заранее не узнаешь, кто есть кто! Кто друг, кто – враг. Никаких правил!
- Это верно! В конечном счете они меня сдали немцам, а немцы отправили во Франкфурт, где и начались допросы. И вот еще один повод для горькой иронии! Представляешь, немец, который меня допрашивал, оказался бывшим продавцом подержанных машин из Детройта! Была уже середина сорок четвертогого, и он знал, что война проиграна, поэтому угощал и чаем и кофе. Все надеялся развязать мне язык, но к его несчастью, это был мой четвертый боевой вылет и ничего важного я не знал. В конце концов, меня отправили в лагерь военнопленных. – Кручак говорил, уставившись в пространство неподвижным взглядом, – Там мне рассказали, что незадолго до того, как я попал в лагерь, пленные прорыли туннель под ограждением, и шестьдесят человек вырвались на свободу. Но немцы почти всех отловили, вернули в лагерь и расстреляли перед строем, чтобы другим неповадно было. После этого случая туннели рыть перестали, и мы проводили время, в основном, в ожидании жратвы, а главное - окончания войны. Немцы к воинским званиям относились с почтением – офицеров работать не заставляли. Так что жизнь моя, а я был в звании лейтенанта, была немножечко полегче. В бараке нас помещалось сто сорок четыре человека, нары в три яруса, печь - в одном конце барака, кран с холодной водой - в другом. Была дырка в полу для малой нужды. Во дворе, правда, стояла уборная, но пленные должны были спрашивать разрешение у охранника, чтобы воспользоваться ею. Еда - мало сказать, скудная. В хлеб подмешивали древесные опилки и распределяли по одному ломтю на человека. Раз в неделю, если повезет, давали кусок конины. Изредка мы, американские военнопленные, получали посылки с продуктами от Красного креста. Но рядом с нашим был лагерь, где держали русских военнопленных и, если мы считали, что нам плохо, то достаточно было взглянуть на пленных советских солдат, чтобы понять, что такое ад. Поэтому посылки мы делили пополам и бросали половину еды через ограждение русским. Случалось, Красный крест присылал сигареты, и это был подарок судьбы - лучшая в мире разменная монета. Немцы готовы были все отдать за американские сигареты. Мы даже обзавелись радиоприемником - прятали его в консервной банке. Так что были в курсе того, что происходило за колючей проволокой. Главное, конечно, что всех интересовало – далеко ли войска союзников и когда нас освободят. Освободили 29 апреля 1945 года и как раз в этот день нам удалось поймать по приемнику американскую армейскую передачу. Первое, что мы услышали, была популярная песенка, что-то вроде: «Не ограждай меня от всех...» После года за колючей проволокой слова песни звучали довольно забавно, – Кручак усмехнулся и замолчал.
Кен слушал, не прерывая, своего старого друга. Прошло столько лет, после войны – целая жизнь, а Вальтер впервые рассказывал так подробно о том, что ему пришлось пережить в плену.
Кручак достал пачку и вытащил очередную сигарету, - Война, скажу тебе, дружище, страшная и довольно мерзкая штука! И если кто-то скажет тебе иначе, то скорее всего, он работал по снабжению где-нибудь в Канзасе и понятия не имеет, что такое воевать. Я любил ребят, с которыми летал, любил мой самолет - Б-24. Вот, пожалуй и все, что я могу сказать хорошего о войне. Это была работа и я старался честно выполнить свой долг.
В эту минуту открылись двери музея и появились Билли и Том. Они поспешили к седым ветеранам, сидевшим рядышком на скамейке под теплым весенним солнцем. Кен потрепал внука по плечу:
- Ну, что, Билли, как тебе самолеты? Понравились?
Мальчик закивал головой, глаза его радостно блестели:
- Да, дедушка! А твой Б-24 больше всех!
Кручак снял с головы пилотку и надел ее на вихрастую голову Билли:
– Это, Билли, тебе от меня на память! Носи и помни про нас с дедом, как мы воевали. Ну и все остальное, то же не следует забывать, – он многозначительно взглянул на Кена. - А что, если нам махнуть в кино? Говорят, отличный фильм про войну вышел!
Кен улыбнулся:
- Ты же только что мне говорил, что ненавидишь войну!
- Да - войну ненавижу! А фильмы про войну люблю смотреть! Сидишь себе в мягком кресле и наблюдаешь, что на экране происходит. И никакая шальная пуля тебя ни настигнет, и никакой вражеский снаряд не собьет! Красота! - и Кручак весело рассмеялся.
Комментарии для Я люблю смотреть фильмы про войну