Окно
Рассказ опубликован в книге «Попутчики».
Ребенок был дома был один. Он сидел на маленьком стульчике посреди комнаты. В руках он держал игрушечного плюшевого мишку. Мишка был старый, потертый. Его когда-то блестящий черный нос потускнел, один глаз - пуговица оторвался и куда-то пропал. Но уши и лапы были целы, и неунывающий Мишка одним оставшимся глазом весело смотрел на малыша.
Немного поделав с Мишкой утреннюю зарядку: лапы вверх, в стороны, вместе, и еще раз: вверх, в стороны, вместе, ребенок подумал, что, наверное, Мишка проголодался и пора его покормить.
Он посадил Мишку на диван, вынул из коробки игрушечную алюминиевую мисочку и старую чайную ложку с погнутой ручкой и стал кормить Мишку воображаемой кашей.
Мишка с аппетитом, бодро глотал кашу, а ребенок про себя удивлялся, как это Мишка не плачет, не отворачивается от ложки и не упирается ногами в стол, выгибая спину и запрокидывая голову подальше от тарелки.
Мишка съел все до последней капли и даже облизал ложку. После этого, малыш налил в синюю кукольную чашку молока и напоил Мишку. Мишка выпил все молоко и, как показалось ребенку, пузо его стало еще более круглым и толстым.
Малыш нащупал пальцами твердую кнопку на Мишкином животе и тихонько нажал на нее. Мишка довольно заурчал. Ребенок улыбнулся. Ему стало радостно, что не только он один может нарушить тишину пустой комнаты. Малыш нажал на кнопку еще раз, и Мишка, не капризничая, повторил свое довольное урчание.
Ребенок решил, что пора укладывать Мишку спать. Нашел на диване розовое кукольное одеяло и принялся старательно заворачивать в него Мишку. Взял на руки, сел на стульчик и стал качать, напевая:
- А – а – а! А – а – а!
Но медвежонок и не собирался засыпать. Он таращился единственным веселым глазом, и ребенку даже показалось, что медвежонок пытается вытащить лапы из-под одеяла. Тогда малыш встал со стульчика и начал ходить по комнате, покачивая Мишку на руках. Постепенно он подходил всё ближе и ближе к окну, но, не дойдя нескольких шагов, остановился.
Он не чувствовал себя в безопасности вблизи окна. Ребенку казалось, что он вот-вот покинет знакомые стены и выйдет в этот незнакомый, чужой и опасный мир. Может быть, мать когда-то наказывала ему не подходить к окну. Он не помнил. Малыш стоял и смотрел.
Из окна была видна глухая кирпичная стена завода, узкая полоска хмурого осеннего неба и ветка дерева, с ещё державшимися на ней осенними ржавыми листьями.
Прилетели воробьи и сели, нахохлившись, на ветку. Временами они устраивали драки - распушив крылья, задиристо наскакивали друг на друга.
Ребенок засмотрелся на драчунов, сильно качнул Мишку, тот выскочил из одеяла и с размаху упал на пол. Малыш наклонился, чтобы поднять игрушку.
Когда ребенок выпрямился, сердце его сжалось от ужаса. Страшное чудовище смотрело на него из окна. На лысом черепе тускло блестели круглые, слепые глаза. Между ними отвратительно болтался длинный нос, похожий на огромного мертвого червя.
Отчаяние и ужас охватили ребенка. Он чувствовал себя совсем беззащитным. Один в пустой комнате, в целом мире. Слезы градом покатились из глаз. Малыш плакал всё громче и громче, надеясь, что, может быть, чудовище испугается его рева и исчезнет, или мать услышит, придет и спасет его.
Но чудовище не уходило. Оно медленно двигалось от одной стороны окна до другой, не сводя с ребенка пустых, мутных глаз.
Еще сильнее испугавшись, малыш попятился назад. Наткнулся на Мишку, лежащего на полу и шлепнулся на холодные деревянные половицы. Мишка жалобно пискнул. Ребенок схватил игрушку в охапку и побежал к дивану. Уткнулся лицом в толстый и упругий Мишкин живот, горькими слезами увлажнив потертую медвежью шкурку. Он больше ни разу не взглянул в окно.
Малыш не знал, сколько прошло времени, когда вдруг услышал, как хлопнула входная дверь. Приподняв лицо, с опаской посмотрел на того, кто вошел. Это была мать. Она пришла в обеденный перерыв, чтобы покормить ребенка и самой наскоро перекусить чего-нибудь.
Увидев заплаканное лицо малыша, мать бросилась к нему, на ходу повторяя:
- Доченька! Что с тобой? Что случилось? Ты не ушиблась?
Мать принялась в тревоге ощупывать ножки и ручки дочки. Не найдя никаких повреждений, снова спросила:
- Что же ты плачешь, Катенька?
Девочка вспомнила чудовище за окном, и свой страх, и одиночество и ещё сильнее закатилась отчаянным рёвом. Мать усадила дочку на колени и стала гладить светлые, мягкие волосы. Девочка была слабенькая, часто болела. Мать потрогала губами детский лобик. Лоб был прохладный, но Катя продолжала плакать.
- Ну скажи мне, маленькая моя, что случилось? Что с тобой? – просящим голосом обратилась к дочке мать.
Девочка на мгновенье отстранилась от материнского плеча и показала пальчиком в окно. Решив, что Катя хочет выйти на улицу погулять, мать немного успокоилась.
- Я приду с работы, и мы обязательно погуляем! - пообещала она.
Чтобы окончательно утешить дочку, достала со шкафа картонную коробку, раскрыла и достала большую нарядную куклу. Эту куклу отец купил Кате перед самым арестом. Мать берегла игрушку и позволяла Кате играть с ней только в особых случаях.
Пластмассовая кукла – голыш, с нарисованными большими голубыми глазами и длинными ресницами была одета в красное шелковое платье, украшенное белым кружевным воротничком, на ногах - черные лаковые туфельки с блестящими золотыми застежками. Кукла безмятежно улыбалась розовыми пухлыми губами.
Девочка, забыв свои страхи, взяла куклу и посадила на диван, рядом с Мишкой. Кукла, казалось, неодобрительно косилась на потертого, одноглазого медвежонка. Но Катя подвинула их поближе друг к другу. Ей хотелось, чтобы красивая кукла Ляля подружилась с Мишкой. Ведь он такой смешной и веселый!
Девочка взяла в руки обе игрушки, повернула их лицом к лицу и стала двигать по дивану, как будто они танцевали.
Катя вспомнила, что когда отец был еще дома, к ним часто приходили гости. Дядя Марк красивым голосом пел веселые и грустные украинские песни:
«Ой, ты, Галю, Галю молодая!…» и еще: «Распрягайте, хлопцы, коней!…»
Отец ставил на патефон пластинки, и они с матерью танцевали, положив друг другу руки на плечи.
Девочка посадила игрушки обратно на диван и принялась кормить их супом.
«Если не кушать суп, - повторяла она слова матери, - то будешь болеть и сидеть дома, а не гулять с подружками во дворе, и не играть с ними в веселые игры».
Мать, тем временем, начала варить на плитке гречневую кашу. Она была очень довольна, что, наконец, удалось достать гречневой крупы, и теперь она может кормить дочку такой полезной и питательной пищей.
Ее подруга, Маруся, работала на Сахарном заводе, что расположился на другой стороне Краснопресненских прудов. В последнее время в заводском буфете стали продавать гречку. Своих детей у Маруси не было, и она, чем могла помогала матери растить Катю.
Мать заправила гречневую кашу маслом, посыпала сверху сахарным песком и позвала дочку кушать. Катя взяла с собой Мишку и подошла к столу. Мать посадила дочку на шаткий венский стул и стала кормить, сначала поднося ложку с кашей Мишке, а потом - дочке. Катя есть не хотела, но чтобы не огорчать мать, старательно глотала вязкую кашу.
- Ну что, вкусно? - спросила мать, улыбаясь.
Девочка, с полным ртом, покивала головой. Мать поняла, что еда дается нелегко, и налила в стакан подогретого на плитке молока. С молоком дело пошло быстрее, и скоро тарелка была пустая.
Мать доела остатки каши со сковороды и присела, пригорюнившись, на диван. Опустила голову и рассматривала свои руки, натруженные, с темными каемками возле ногтей. Сегодня с утра мастер послал ее помогать рабочим в упаковочный цех, и ей пришлось поднимать тяжелые ящики с гвоздями и шурупами и забивать молотком заскорузлые фанерные крышки. Правда, мастер обещал, что завтра она сможет вернуться к своему волочильному станку, чтобы доделать месячную норму.
Время обеда пролетело быстро. Настала пора уходить. Мать поднялась с дивана и направилась к двери, где на крючке весела ее рабочая телогрейка.
Но тут Катя вдруг рванулась к матери и ухватилась за платье. Мать наклонилась к дочке. Детское личико было перекошено от страха, и слезы лились из глаз.
- Нет! Нет! Нет! - отчаянно твердила девочка, крепко обняв мать за ноги.
Мать не могла сделать ни шага. Ничего не понимая, но чувствуя, что происходит что-то неладное, она подняла дочку на руки, ласково приговаривая:
- Ну, миленькая моя! Успокойся! Мне очень нужно идти на работу! Если я опоздаю, меня могут уволить, и мы тогда не получим комнату в новом доме с ванной, горячей водой и газом... Слава Б-гу, что меня ещё не выгнали с завода! А то говорят – муж твой - политический, в лагере сидит, а ты комнату захотела!... - мать уже говорила сама с собой. – Парамоныч, мастер добрый, заступился за меня у директора. Да и сестра Лешина, Нина, помогла. Она ведь секретарем работает у главного инженера. Красивая! Не плачь, деточка! - продолжала она, обращаясь к дочке. - Я скоро приду. Отпрошусь домой пораньше. А сейчас мне надо идти! Мне очень надо идти! – повторяла мать, и у неё комок подступил к горлу.
Ей приходилось оставлять ребенка одного, и она чувствовала себя виноватой, почти преступницей. Но выхода не было. В детском саду девочка часто и тяжело болела. Одна надежда к зиме нянька приедет из деревни. Тогда все-таки станет легче.
Сдерживая слезы, мать с трудом освободилась от детских ручек, вцепившихся в ее плечи. Она посадила дочку на диван и положила ей на колени куклу. Катя сбросила ни в чем не виноватую Лялю на пол, схватила Мишку и, продолжая судорожно всхлипывать, прижала его к себе.
Девочка не побежала за матерью к двери и больше не просила ее остаться. Она смирилась с одиночеством и страхом и неподвижно сидела на диване. Временами, она так сильно сжимала Мишку, что он издавал короткое, басовитое рычание.
Успокоенная знакомыми звуками, и не в силах больше бояться, Катя легла на диван и уснула, свернувшись калачиком и поджав под себя ноги.
Уже стемнело, когда вернулась с работы мать. Она бежала от самой проходной до порога дома. Сердце ее тревожно билось, пока она непослушными руками открывала замок. Включив свет, увидела, что дочка крепко спит, мирно посапывая, и иногда вздыхая во сне. Разбуженная шумом, Катя проснулась и сонными глазами таращилась на мать.
Мать устремилась к дочке, и в приступе безумной, почти животной любви, стала покрывать поцелуями лицо, ручки, ножки, мягкие, спутанные волосы, повторяя исступленно:
- Все хорошо! Все хорошо!
Катя отталкивала ее руками, стараясь защититься от таких бурных проявлений материнской ласки.
Наконец, мать, обессиленная, оставила дочку в покое. Подошла к стоящему у стены шкафу, раскрыла дверцы, и переоделась в ситцевое домашнее платье, темно-синее, в мелкий белый цветочек. Потом умылась, расчесала вьющиеся каштановые волосы, поставила на плитку чайник, села к дочке на диван и стала играть с ней, складывая из деревянных кубиков цветные картинки.
Вдруг в окно постучали. Мать вздрогнула. Неожиданные звуки пугали ее. Посмотрела в окно, и увидев соседку Зину, открыла дверь. Зина вошла в комнату. Лицо ее было бледное и встревоженное. Ничего не говоря, она почему-то сразу прошла к дивану, где сидела Катя, и наклонившись, взглянула девочке в лицо. Та улыбнулась.
- Здравствуй, Катюша! Какая у тебя красивая кукла! - сказала Зина и снова вернулась к матери. Мать в недоумении смотрела на соседку.
- Что случилось? - спросила она тихо.
Зина схватила ее за руку и начала быстро-быстро говорить:
- Ты только не перебивай меня, Ольга! Я ведь пришла прощения у тебя просить. Ты уж прости моего оболтуса, дурака этого - Генку! Он ведь сегодня Катюшу твою напугал. Нашел, негодяй, под кроватью старый противогаз, надел и пошел к вашему окну. Испугал Катюшку до смерти. Она сильно плакала. Это он мне все сам сегодня вечером рассказал. Ты прости его, Олюшка, и меня тоже! Не хватает у меня сил на них, на ребят моих. С Лизой еще ничего. А с Генкой - прямо беда! Пошутил, говорит! Разве можно ребенка маленького так пугать! Так и заикой можно сделать! Если б Иван живым пришел с войны, он бы проучил его, как следует!…
Зина продолжала говорить, но Ольга уже не слушала ее. Она только сейчас поняла, что произошло сегодня с дочкой, подбежала к Кате и обняла ее:
- Бедное мое дитя! Прости и ты меня!
Катя, широко раскрыв глаза, удивленно смотрела на просящую прощения мать.
Зина стояла у двери, прислонившись плечом к косяку и низко опустив голову.
Ольга подошла к ней и обняла за плечи. Женщины смотрели друг другу в глаза, и слезы катились у них по щекам.
Комментарии для Окно